Том 15, 2017 год

В статье рассматриваются различные интерпретации поэтического слова и возможностей воздействия писательского слова на людей, представленные в ряде высказываний А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Г. Р. Державина, Н. В. Гоголя, К. С. Аксакова. Показательно, что эти интерпретации исходили из того представления о Божественном Слове, которым открывается Евангелие от Иоанна, — и одновременно опирались на традиции, шедшие из представления о слове в устном народном творчестве. Поэтическое слово приобретает значительность только в том случае, когда оно становится необычным и ориентировано на неожиданные словесные ассоциации: только когда слово молвится не так, как принято, — оно становится высокой поэзией. Именно это евангельское (и сказочное) правило («То же бы слово, да не так бы молвил») позволило поэтическому слову стать универсальным принципом литературного развития.

Ключевые слова: слово человеческое, слово и дело, сказка, Слово Божие, Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь, К. С. Аксаков, высокая поэзия

Читать статью

Литература

Глубокая сосредоточенность, вслушивание в грозные исторические предзнаменования, отражающиеся в состоянии природы, определяют идеи и настроения поэтов-современников Отечественной войны 1812 года (И. М. Долгорукого, А. А. Волковой, М. Виноградова, свящ. Матфея Аврамова, Н. М. Шатрова, К. Н. Батюшкова и др.). Просыпавшиеся в 1811—1812 гг. два крупных вулкана Европы — Везувий и Этна — воспринимались как грозное знамение, природное предвестие исторической катастрофы. Обращаясь к мотиву извержения вулкана, поэты осмысляли в качестве причины, повлекшей череду мировых потрясений, — крушение духовных ценностей. С призывом к покаянию и помощи Божией обращались святители церкви. Гнев извергающегося вулкана изображен поэтами как своеобразный нравственный урок: бушующая природа заставляет человека обратить взор на небо, задуматься о готовности к встрече с вечностью, Богом. Результатом исследования стало определение религиозного смысла мотива извергающегося вулкана в русской поэзии начала XIX века.

Ключевые слова: русская поэзия, образ, мотив, извержение вулкана, стихия, эсхатология, Отечественная война 1812 года

Читать статью

Литература

В статье ставится вопрос о понимании патриотизма Н. В. Гоголем и В. Г. Белинским. Проблема рассматривается в широком контексте взаимодействия и противостояния славянофильства и западничества. Изучаются истоки расхожего ошибочного мнения, будто Гоголь своим «славянофильством» был обязан Аксаковым. В основу положена неизученная история происхождения одного из полемических высказываний Белинского о Гоголе как писателе, который будто бы до 1839 года недостаточно любил Россию и даже был «поэтом-космополитом». В этой связи рассматривается особая позиция семейства Аксаковых в отношении к религиозно-патриотическим взглядам Гоголя. Анализируются мемуарные свидетельства о Гоголе Аксакова-отца, Сергея Тимофеевича, принявшего в 1840 году точку зрения Белинского и отразившего ее позднее в своих мемуарах о Гоголе, а также характер взаимоотношений в 1830—1840-х гг. Гоголя и Константина Аксакова. Излагаются воззрения Гоголя, касающиеся проблемы различения мнимого и истинного патриотизма. Определяется место Гоголя в противостоянии славянофилов и западников.

Ключевые слова: Гоголь, западники, славянофилы, биография, идеология, творчество, интерпретация, герменевтика, концепт, патриотизм

Читать статью

Литература

В статье речь идет о явлении западноевропейской (в первую очередь французской) и русской социально-философской мысли, которое традиционно обозначалось как «социальное христианство», а в советское время получило название «христианского социализма». «Русский социализм» Ф. М. Достоевского, как он сам называет его в «Дневнике писателя», давно и справедливо связывается с французским «социальным христианством», наиболее ярким представителем которого был Ф. Р. де Ламенне (Hugues-Félicité Robert de Lamennais). В то же время «русский социализм» и весь комплекс социально-философских убеждений Достоевского 1860—1870-х гг. чрезвычайно напоминают убеждения позднего Гоголя. В статье проведен ряд параллелей между двумя русскими классиками, отмечено, что те же самые взгляды, которые обыкновенно сочувственно излагаются исследователями, когда речь идет о Достоевском, как правило, подвергаются нелицеприятной критике, как только разговор заходит о позднем Гоголе. Данное сходство, помимо некоторого влияния на Достоевского Гоголя, объясняется ориентацией обоих на отдельные течения западноевропейской социально-философской мысли, и в первую очередь на «социальное христианство». С «социальным христианством» их сближает один из центральных принципов этого течения: устремленность к перестройке общественных отношений на подлинно христианских началах, предусматривающих равнение на Христа и христианский идеал братства между людьми, независимо от их сословной принадлежности. Именно Гоголь, наряду с Чаадаевым, Достоевским и Л. Толстым, более других русских писателей и мыслителей вдохновлялся «Словами верующего» (“Paroles d’un croyant”, 1834) и другими сочинениями Ламенне.

Ключевые слова: Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, социальное христианство, христианский социализм, Ф. Р. де Ламенне, утопический, западноевропейская философия, братство

Читать статью

Литература

В статье рассматривается поэтика «Эпилога» «Братьев Карамазовых» как обобщающего завершения произведения. Ситуации каждой из трех сцен «Эпилога» «рифмуются» (И. М. Мейер) с противоположными друг другу ситуациями основной части романа, являясь по отношению к ним отрицанием отрицания. В финале в наивысшей степени проявляется христианская идея романа, находят свое завершение, достигая апогея, соборное и пасхальное начала. Изображаемые в «Эпилоге» события относятся к настоящему времени, но имеют выход в будущее, т. е. ориентируются на новый, «главный» роман, задуманный Достоевским, но не написанный. Такое сочетание настоящего и будущего в финальных рассказах сообщает им двойственную природу: они одновременно и закрывают написанный роман, и открывают следующий, не осуществленный автором, т. е. являются одновременно и послесловными, и предисловными рассказами. Взаимосвязь эпиграфа и эпилога утверждает христианское миропонимание как идейно-художественную основу «Братьев Карамазовых».

Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы», эпилог, эпиграф, сюжет, герой, предисловный рассказ, христианская идея

Читать статью

Литература

В рассказах Л. Н. Толстого «Чем люди живы» и «Где любовь, там и Бог» выбор антропонимической формулы называния во многом предопределен отношением действующих лиц к Евангелию. Детерминируя судьбу действующих лиц, антропонимы выполняют предуведомительную функцию и вселяют надежду на благополучный финал произведений. В рассказе «Где любовь, там и Бог» Толстой называет героя только по имени, когда тот не прав; патроним имеет большее значение, чем оним: называние человека по патрониму акцентирует преемственность поколений и религиозно-нравственное начало, заложенное в имени. Вбирая в себя Слово Божие, толстовский герой преображается, в результате чего происходит замена «нейтральной» безымянной формулы называния на антропонимическую с ее христианской семантикой, содержащейся в данном при крещении имени. Семантика антропонимов не всегда «помогает» толстовским персонажам. В рассказе «Чем люди живы» семантика патронимической фамилии Трифонов оказывается «пустой»: Трифонов — бедняк, не выручивший Семена в трудной ситуации, которую отчасти сам создал. В рассказе «Много ли человеку земли нужно» жадный и хитрый Пахом не смог реализовать благостную семантику своего онима и погиб. Как правило, безымянные действующие лица рассказов Толстого отстоят от Бога; исключение составляют женщина с ребенком из рассказа «Чем люди живы» и старичок-странник из рассказа «Где любовь, там и Бог». Речь Ангела в конце рассказа «Чем люди живы» и описание его вознесения коррелируют с евангельским текстом. Формы включения евангельского текста в рассказы Толстого различны: ряду рассказов предпосланы евангельские эпиграфы, предопределяющие развитие сюжета; в других рассказах евангельские стихи, которые читает и осмысливает герой Толстого, звучат в его речах и «подчиняют» повествование. Все это ведет к «приращению смысла» (В. В. Виноградов) народных рассказов Толстого, написанных в контексте христианской литературы.

Ключевые слова: Л. Н. Толстой, безымянные персонажи, антропоним, оним, патроним, евангельский текст

Читать статью

Литература

Специфической формой прочтения евангельского текста являются религиозные картины. На примере работы И. Е. Репина «Христос в Гефсиманском саду» поставлена задача выявления библейских текстов как первоисточников при визуализации художником евангельских событий. В статье проведено исследование истории картины, выявлены ее композиционные и колористические особенности. При анализе изображения сакральной реальности на полотне рассмотрен богословский диалог художника и писателя – И. Е. Репина с А. П. Чеховым. Обсуждение вопроса о присутствии луны в событиях Гефсиманской ночи позволяет выявить характер взаимоотношений этих людей, их религиозность в жизни и творчестве. Высказана гипотеза о том, что прототипом Ивана Великопольского из рассказа А. П. Чехова «Студент» мог быть священник Д. В. Рождественский, консультировавший писателя по вопросу присутствия луны в библейских событиях. Делается вывод, что с помощью лунного света И. Е. Репин стремился передать духовную реальность, выразить драматизм предательства и Божественную предопределенность Искупления за грехи человеческие.

Ключевые слова: А. П. Чехов, И. Е. Репин, «Христос в Гефсиманском саду», евангельский текст, религиозность, картина, сакральная реальность, прототип

Читать статью

Литература

Статья посвящена анализу проблематики, сюжетных мотивов и литературных типов рассказа Е. Н. Опочинина «Братья» (1898). Евгений Николаевич Опочинин (1858‑1928) — писатель, археограф, коллекционер, редактор и сотрудник газеты «Правительственный вестник», автор воспоминаний и дневниковых записей о Ф. М. Достоевском, А. Н. Майкове, Я. П. Полонском и др. известных современниках. В своих произведениях Опочинин создал различные типы русского человека: старообрядец, охотник, художник, юродивый и т. д. В рассказе «Братья» показан герой-старообрядец, который пытается порвать со своей средой. В произведении Опочинина обнаруживаются общие сюжетные мотивы с романом Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»: соперничество между братьями, бунт против родных из-за женщины, духовный кризис героев. После бунта Михаил Выжигин, герой Опочинина, возвращается в свою среду и становится самым ярым «фанатиком» среди старообрядцев. Сравнительно-типологический и структурный методы позволяют раскрыть специфику литературного типа, созданного Опочининым. Как Дмитрий Карамазов и Миколка-красильщик («Преступление и наказание»), герой Опочинина желает искупить свою вину страданием, жаждет духовного света, но, в отличие от героев Достоевского, он выбирает безблагодатный путь, безрадостный, не соборный, движимый страхом Божьим, а не любовью. Средством раскрытия внутреннего мира героя становятся его эсхатологические духовные видения. Кроме того, писатель использует характерологический и сюжетный парадокс. Михаил Выжигин хочет обрести Истину, но оказывается обманут своим окружением.

Ключевые слова: Е. Н. Опочинин, «Братья», Ф. М. Достоевский, сюжет, мотив, парадокс, литературный тип, эсхатологические видения, «Хождение Феодоры по воздушным мытарствам»

Читать статью

Литература

На материале повестей Н. В. Гоголя («Вий»), Л. Н. Толстого («Дьявол»), И. А. Бунина («Митина любовь») рассмотрена эволюция сюжета трансформации «дьявольского» в «идиллическом». Показана связь разрушения «идиллии» с мифологическим сюжетом происхождения космоса из хаоса. Хтоническое начало, под власть которого подпадают Хома и Иртенев, проявляет себя в неожиданных условиях: идиллические «мирные пейзажи» обнаруживают в себе возможность обратной страшной метаморфозы. Если Хома «соблазнен» помимо своей воли, то в истории со Степанидой Иртенев — инициатор. В обоих случаях актуализируются также отношения власти как регулятора общественного устройства: сирота бурсак соблазнен богатой и знатной панночкой; Евгений же, приглашая Степаниду, напротив, пользуется своим преимуществом барина. В конечном счете оба героя подчинены власти бесовской, покрывающей все другие отношения господства и подчинения. В эпоху сентиментализма идиллический канон был «акосмичен». Гоголь и Толстой вернули ему космизм, а наследующий им Бунин частично вернулся к сентименталистскому акосмизму, «лирически» шире раскрыв катастрофу индивидуального сознания.

Ключевые слова: Н. В. Гоголь, Л. Н. Толстой, И. А. Бунин, Дж. Байрон, «идиллическое», инфернальность, хаос и космос

Читать статью

Литература